Почему миллиардеры не смогли раскрутить бизнес-школу Сколково

Авторы: Надежда Иваницкая, Андрей Бабицкий
Источник: журнал "Forbes Russia"

Русский размах и смелость решений сопровождали запуск Сколково. Однако сегодня проект олигархов переживает трудный период.

Сотрудники бизнес-школы Сколково любят рассказывать, как появилось необычное здание кампуса бизнес-школы. Происходило это так: один из учредителей школы, владелец Bosco Михаил Куснирович нарисовал на салфетке в «Национале» супрематический эскиз и показал его коллеге по совету попечителей, тогда владельцу «Тройки Диалог» Рубену Варданяну. Товарищи сразу оценили идею и, не задумываясь, увеличили смету на строительство здания почти вдвое — с предусмотренных бизнес-планом $130 млн. до $250 млн.

Русский размах и смелость решений свойственны истории запуска Сколково. Однако сегодня проект олигархов переживает трудный период. Набор в бизнес-школу сокращается, она не может выйти на самоокупаемость. Выплаты по кредиту, который взяли бизнесмены, выглядят неподъемным бременем. Почему не состоялось русское бизнес-чудо?

Идею построить бизнес-школу международного уровня российским миллиардерам подарил управляющий директор McKinsey Раджат Гупта (в июне 2012 года Федеральный суд Манхэттена признал его виновным в мошенничестве и торговле инсайдом, ему грозит более 25 лет тюрьмы). Он был одним из идеологов создания индийской бизнес-школы ISB, которую построили индийские бизнесмены при поддержке правительства. В 2001 году в кабинете министра экономики Германа Грефа собралась компания бизнесменов, включая Алексея Мордашова и Олега Дерипаску. Гупта рассказывал о перспективах бизнес-образования, но дальше разговоров дело не пошло. Четыре года спустя идею с подачи Грефа подхватил совладелец «Тройки Диалог» Рубен Варданян.

Он был необычайно воодушевлен. Почему? Инвестбанкир считал, что в российских вузах учат не тому и не так, а за рубежом не получить понимания российской специфики. Сколково должно стать школой, где дадут и то и другое, — в этом была идея Варданяна.

В поисках денег Варданян задействовал личные связи и знакомства; в 2005 году он поговорил с 25 бизнесменами, с которыми знаком лично. Результаты бесед его поразили: один из олигархов сказал, что согласен строить школу, но она будет только для русских, другой предложил схему, как можно украсть деньги на строительстве, третий сказал, что будет строить школу имени себя. Кому-то идея сразу понравилась. «Они понимали, что у России две беды — менеджмент и инфраструктура, — и моментально подписывались под проектом», — вспоминает Варданян. Среди так называемых отцов-основателей школы Алексей Мордашов («Северсталь»), Леонид Михельсон («Новатэк»), Рустам Тарико («Русский cтандарт»), Михаил Куснирович (ГУМ), соратники по РАО ЕЭС Валентин Завадников и Андрей Раппопорт. Осенью 2005 года Варданян пошел к Герману Грефу просить землю под проект.

«Мы стали поддерживать проект, стараясь не задушить его случайно в объятиях», — вспоминает бывшая помощница Грефа Айгуль Халикова. В итоге с землей помог живущий по соседству первый вице-премьер Игорь Шувалов. Как рассказывают учредители, он попросил своего бывшего клиента Романа Абрамовича отдать землю под проект. Все учредители скинулись по $5 млн., во столько же оценили и участок у МКАД (25,6 га стоили тогда в 20 раз больше) — иначе не получилось бы обеспечить паритет основателей.

Настоящий футуризм

Здание кампуса, воплотившее мечты Казимира Малевича о домах для людей будущего, — футуристические формы, обилие стекла — многим показалось слишком оригинальным, вспоминает один из учредителей проекта. Герман Греф возмущался, что получается полная ерунда. Конец дискуссии положил Владимир Путин. Расписываясь на символическом кирпиче, он сказал, что ему кампус нравится: большой, яркий и из самолета будет видно (президент летает из правительственного терминала Внуково-2). Действительно, с самолета здание ни с чем не спутаешь, стоит оно практически в чистом поле рядом с МКАД.

Первую стратегию для бизнес-школы разрабатывала McKinsey. В распоряжении Forbes есть бизнес-план консультантов от 2006 года, которого школа формально придерживается до сих пор. Учредители ставили перед собой амбициозные цели, ориентируясь по цене обучения и потенциальному конкурсу не на новичков с развивающихся рынков, а на двадцатку лучших мировых школ. Стоимость обучения на программу FMBA была взята как средняя на рынке 20 ведущих бизнес-школ. Хотя, например, в аналогичном китайском стартапе CEIBS цены тогда были почти в два раза меньше ($28 000). Конкурс на одно место предполагался на уровне Уортона — 7 человек на место, а количество теннисных кортов — четыре — позаимствовали у бизнес-школы Колумбийского университета. В 2009-м студенты первой группы Full MBA жили в «Балчуге» и слушали лекции там же, в пустующем игорном зале: в то время как раз запретили казино.

Кампус строился «на вырост». Сейчас школа занимает только 40% общей площади кампуса, остальное пустует или сдается в аренду. Несмотря на маленький набор, московский кампус — один из самых больших (80 000 кв. м), дорогих ($250 млн.) и необычно выглядящих в мире. Например, построенный в 2004 году кампус школы Бута в Чикаго имеет площадь 40 000 кв. м и обошелся ровно вдвое дешевле.

Первый выпускной вечер бизнес-школы проходил в стиле пижама-пати на крыше кампуса, выпускники кидались подушками, а в центре стояла 12-метровая кровать. Эти расходы в бизнес-плане учредители назвали «Душа школы и затраты на расширение горизонтов». На это учредители были готовы тратить ежегодно $1-3 млн.

Путь рейнджеров

В 2008 году зампред российской «дочки» Народного банка Ирана в России 36-летний Гамид Ахмедов решил пойти учиться. К тому моменту у него уже было два диплома — экономический и финансовый, но он ощущал нехватку международного опыта и присматривался к Лондонской школе бизнеса. Ему позвонили из Сколково и пригласили прийти на информационную сессию. В итоге он поступил именно в Сколково: его заинтересовала нестандартная программа школы.

Создавая школу, отцы-основатели решили отказаться от классического подхода к MBA, выбрав особый путь. Варданян и тогдашний проректор Академии народного хозяйства при президенте РФ Андрей Волков (сейчас он ректор Сколково) объездили 56 школ и решили, что во всем мире программа переживает кризис. «Люди ходят по проторенной дорожке, смысл в том, чтобы захеджировать минимальный уровень зарплаты: получать $100 000 — и все», — говорит Варданян. «Мы решили не ориентироваться на классику и готовить не корпоративных офицеров, а бизнес-рейнджеров», — вторит ему Волков.

Особый путь проявился в формировании академического курса. В ведущих школах он рассчитан на два года, в Сколково теория ужата в четыре месяца. Остальное — практика и проектная работа. Или, как говорят в Сколково, — поездка «в Индию, к тараканам». «Мне было безумно сложно с гуманитарным образованием освоить корпоративные финансы за две недели», — признается выпускница 2012 года Анна Шайхутдинова.

Основатели Сколково отказались от стандартной для бизнес-образования системы кейсов — показательных случаев из практики бизнеса, на которых обучаются студенты почти всех школ. Классические схемы бесполезны для людей, которые собираются делать бизнес на развивающихся рынках — там свои законы, объясняет Волков. «В двухлетнем курсе HBS (Harvard Business School) из 700 кейсов 15 посвящены Китаю, 13 — Индии и всего два — России», — рассказывает Варданян. Причем один из них — это история «Боржоми», где говорится о чем угодно, но только не о том, что компанией владел Борис Березовский. Позволить себе массовое производство собственных кейсов Сколково не может (пока написано три). Во всем мире их написанием занимаются штатные профессора. В московской школе управления сейчас осталось четыре постоянных профессора (еще семь работают в исследовательском центре Сколково в Китае), а, например, в индийской ISB — 48, в HBS — 217. От продажи кейсов и издания книг и журналов вроде Harvard Business Review HBS получает треть своих доходов — $152 млн. в год.

У Сколково имелся другой козырь — учредители. Богатейшие и самые успешные предприниматели могут научить студента всему, если захотят. Поэтому они в обязательном порядке служат менторами, становясь ценным образовательным активом. Каждый студент может попросить назначить себе ментором одного из учредителей школы, будь то Михельсон или Мордашов. Студент может показать своему ментору проект, попросить его оценить.

Выпускник Сколково Дмитрий Юрченко вспоминает, как Сергей Попов (владелец МДМ Банка) вместе с группой работал с Третьяковской галереей. В частности, старались повысить посещаемость здания на Крымском Валу. Михаил Куснирович проводил встречи с подопечными индивидуально, обычно в ГУМе.

Анна Шайхутдинова говорит, что у нее было только две встречи, поскольку ментор был сильно занят. «Мне было важно его мнение о том, как сделать успешный бренд, он один из немногих, кто разработал в России действительно успешный бренд». Анна говорит, что он советовал ей полностью сфокусировать внимание на том, кто клиент ее бизнеса.

Основатели решили не баловать студентов деньгами на учебу. «Если человек никого не может убедить, чтобы ему дали кредит, то он не сможет заниматься бизнесом», — говорит Варданян. Этот подход укладывается в логику «предпринимательской» школы, но идет вразрез с мировой практикой. Например, в HBS решение о приеме принимается, «не глядя на потребности студента», но если потребности имеются, он может рассчитывать на стипендию в среднем $29 000. Да и жесткость отбора в мире обеспечивается иначе. Выпускник бизнес-школы в Стэнфорде, основатель компании Wikimart Максим Фалдин говорит, что его сокурсники казались ему гениями: его alma mater принимает на обучение меньше 7% претендентов, в этом ей нет равных. В Уортоне готовы принять 13% лучших из всех абитуриентов, в HBS при ежегодном наборе 925 человек — 10%. Отбор обеспечивает, в частности, Graduate Management Admission Test (GMAT), который сдают при поступлении в 99% международных бизнес-школ. Сколково отбирает больше 30% абитуриентов, GMAT здесь принимают к сведению, зато обязательным является собеседование с одним из учредителей.

Рейтинговая ловушка

Результат воздействия необычной программы на студентов оказался неожиданным. Выпускникам действительно удалось привить предпринимательский дух. По данным школы, около 50% выпускников не вернулись работать в корпорации. Для сравнения, после программ MBA в HBS и INSEAD собственный бизнес начинают только 7%.

«Первое время после Сколково, когда я заходил в офисы компаний и видел эти клетушки, мне становилось плохо», — вспоминает Гамид Ахмедов. Он так и не смог вернуться в банк. Хотел делать свой бизнес — мультимедийные учебники для айфонов, — но в итоге устроился работать в «Союзмультфильм», где работает не за деньги, а для души. На жизнь зарабатывает, консультируя банки.

Неожиданно выяснилось, что выпускники-предприниматели не нужны даже самим учредителям. «Главный критерий качества школы — возьму я к себе в фирму выпускника или нет. И я из Wharton FMBA возьму, а нашего нет», — признался один из учредителей Сколково. Примеры, когда кто-то из отцов-основателей взял к себе выпускника, можно пересчитать по пальцам. Эдуард Хамаза пришел получать МBА, уже имея собственный бизнес: он занимался освещением. Леонид Михельсон пригласил его работать директором департамента в одну из своих компаний «Северо-Запад Инвест», которая занимается девелоперскими проектами (намывными землями) в Санкт-Петербурге.

В свою очередь и поток желающих поучиться в необычной бизнес-школе начал иссякать. Если в первый набор в бизнес-школу из 114 человек приняли 40, то во второй уже 39 из 84 абитуриентов, а в третий, нынешний — 19 из 67 претендентов (набор еще не закончен). Запустится ли очередная программа вовремя, на момент подготовки номера было непонятно. По расчету McKinsey, в 2012 году по этой программе должно было учиться 100 студентов, а со следующего года — 200.

В том, что именно пошло не так, отцы-основатели пока сами до конца не разобрались. «Начиная с третьего набора в школу стали приходить не те, кто формирует среду, а те, кто может себе это позволить», — говорит один из них. — Да и цена за обучение слишком высока». В этом году школа отсеяла почти три четверти подавших заявки. Согласно расчетам Forbes, стоимость FMBA в Сколково с учетом проживания и питания почти вдвое выше, чем в индийской ISB, на треть дороже, чем в китайской CEIBS, и приближается к INSEAD. Ректор Волков предполагает, что одна из проблем — это длительность обучения. В России люди не могут себе позволить выпасть из рабочего процесса на 18 месяцев, поэтому программу уже сократили до года.

Люди со стороны видят проблему в другом: студенты при выборе бизнес-школы ориентируются на мировые рейтинги, где главным критерием является рост доходов и карьерный рост выпускника по окончании. По словам Максима Фалдина, отсутствие международного признания отвратило от Сколково всех его знакомых, которые думали туда поступать. Сколково не может попасть в рейтинги даже по формальным признакам. Для этого в первую очередь требуется международная аккредитация программы, которую Сколково сознательно не получает, чтобы не сворачивать с уникального курса. Без аккредитации «все их заслуги — пустой звук», уверен составитель авторитетного рейтинга BusinessWeek Луис Лавель. Правда, выпускники Сколково получают некий международный бонус: второй диплом школы Слоуна Массачусетского технологического института (МТИ) по программе Entrepreneurship & Innovation (это двухмесячный курс в рамках программы MBA).

В главном мировом рейтинге — газеты Financial Times — от школы требуется, чтобы выпускник демонстрировал быстрый рост зарплаты и продвижение по службе: 40% веса в рейтинге занимают факторы «рост зарплаты» и «средняя зарплата». Так как в Сколково решили воспитывать не менеджеров, а рейнджеров, большинство выпускников демонстрируют падение доходов. Важен критерий «исследовательский ранг» — число публикаций профессоров в 45 главных научных и практических журналах за последние три года. Небольшое число профессоров не позволяет соответствовать и этому критерию. Да и невозможно держать 15 именитых профессоров при 30 студентах, считает нынешний президент Андрей Раппопорт.

«Рейтинги важны не только для студентов, — говорит бывший проректор РЭШ, а ныне вице-президент «Сколтеха» Алексей Ситников. — Они важны для понимания того, где ты находишься сегодня, чтобы знать, куда двигаться». Молодые школы из стран БРИК — китайская CEIBS и ISB — сделали все возможное, чтобы появиться в рейтингах как можно быстрее. Им это удалось меньше чем за 10 лет.

Большой сосед

В декабре 2011 года после думских выборов студенты Сколково проявили солидарность с митингующими «За честные выборы» на Болотной площади: обмотали огромное здание кампуса 600-метровой белой лентой, которая неделю колыхалась на ветру. Отношения с государством у бизнес-школы всегда складывались своеобразно. Школа появилась в середине политического цикла, когда начинались операция «Преемник» и запуск нацпроектов. Попечительский совет школы возглавил Дмитрий Медведев (Сергей Иванов стал лицом школы менеджмента в Санкт-Петербурге), обеим школам пообещали государственные деньги. Однако Варданян от щедрого предложения ($150 млн.) отказался категорически. «Греф считал, что без государственных денег сложно будет привлечь частные, и проиграл мне бутылку хорошего коньяка», — хвастается он теперь.

Дмитрий Медведев возглавил попечительский совет не только бизнес-школы, но и одноименного иннограда. Возможно, сам того не подозревая, он порядком испортил имидж бизнес-школе. Поначалу инноград вовсе не собирался посягать на чужой бренд и даже сам объявил конкурс на лучшее название. Но Медведев весьма невежливо сказал Виктору Вексельбергу на телекамеру, что думать над названием уже нечего: «Сколково прилипло».

Бренд «Сколково» до сих пор принадлежит бизнес-школе. На создание и рекламу бренда было потрачено $5,2 млн. И тут появился сосед в несколько раз больше и с государственным ресурсом. «Нам велели уступить название иннограду», — вспоминает сотрудник бизнес-школы, осведомленный о ходе переговоров с соседями. По его словам, война продолжалась больше года, но в итоге каждый остался при своем.

«Я не вижу проблемы — в Бостоне есть Бостонская школа, больница и железнодорожная станция, но их никто не путает», — говорит источник, близкий к администрации президента. Проблемы не видит и Алексей Ситников, отвечающий за главный образовательный проект иннограда, однако не все с ними согласны. Управляющий партнер компании «Третий Рим» Андрей Мовчан, консультировавший Раппопорта по вопросам стратегии развития Сколково, считает, что школе нужен ребрендинг. «Теперь слово «Сколково» имеет неправильные для школы коннотации и ассоциируется с зоной, которую субсидирует государство». Возникает путаница, теряется одно из важных преимуществ школы — независимость, считает он.

Сотрудник школы говорит, что появление иннограда не только нанесло ущерб бренду, но и создало проблемы с привлечением спонсоров: «Фандрайзингом заниматься стало труднее. Потенциальные инвесторы стали говорить: извините, ваши соседи здесь уже были». Путанице способствует и то, что сейчас у иннограда нет своего здания и он частично арендует помещения у кампуса.

«Твердолобые операционные парни»

В 2011 году на посту президента школы Варданяна сменил Андрей Раппопорт. «Раппопорт — намного более корпоративный менеджер. Я объясняю людям, как можно прыгнуть выше головы, а он приводит это в соответствие с реальностью», — шутит Варданян. Раппопорт, бывший заместитель Анатолия Чубайса в РАО ЕЭС, отвечал в энергоконцерне за самые взрывоопасные регионы — Северный Кавказ и Дальний Восток. Переговоры привык вести жестко и часто приходил на них в сопровождении двух рот ФСБ с автоматами. Вникнув в дела бизнес-школы, он понял, что учредители «сделали большую, дорогую, амбициозную игрушку, которая на тот момент по содержанию не соответствовала форме».

К тому моменту школа несла серьезные убытки. Расходы превышали доходы примерно вдвое. «Бросалась в глаза неадекватность многих затрат. В частности, я не понимал, почему мы должны переплачивать профессорам и деканам, когда можно было бы приглашать дешевле: школе уже было что показать». Первым делом Раппопорт распрощался с куратором программ FMBA и EMBA, звездным деканом Вилфредом Ванхонакером, поскольку тот «не выполнял ковенанты». Должность декана была упразднена.

«Варданян — визионер, а ему на смену пришли твердолобые операционные парни, которым важно немедленное извлечение прибыли», — говорит Ванхонакер. По его словам, FMBA — это единственная по-настоящему инновационная программа в школе и ее нельзя считать провалом. «Осмысленная программа MBA просто не может начать окупаться за несколько лет, — считает он. — Надо иметь терпение». До Сколково Ванхонакер работал деканом в китайской CEIBS. Там, говорит он, программа приблизилась к порогу рентабельности через пять лет после того, как школа попала в рейтинг FT.

Во всех бизнес-школах Full-time MBA не является главным драйвером доходов. В HBS, например, студенты MBA обеспечили только 19% выручки, а корпоративные программы — 26% (Executive MBA в школе нет). Однако Сколково привлекает мало студентов на FMBA, не более 40 человек в год. Для сравнения, Уортон набирает 850 студентов MBA, крайне разборчивая Стэнфордская школа — 400, молодая индийская ISB — почти 800, а французская Insead — 900.

Две программы, которыми Раппопорт доволен, — это Execitive MBA и Exed. В отличие от FMBA они зарабатывают гораздо больше, чем планировалось. Корпоративные клиенты принесли школе $20 млн. — больше половины выручки за год, бизнес-план перевыполнен в два раза. Именно корпоративные программы служат основным источником дохода для большинства бизнес-школ. Швейцарская IMD зарабатывает на корпорациях 85% своего дохода. Через корпоративные программы Сколково в год проходит 2000 человек. Это, по сути, тренинги для сотрудников, которые заказывают компании для решения конкретных управленческих задач. Тренинг может занимать 40 рабочих дней в течение восьми месяцев, каждый день приносит школе €25 000 — на клиента выходит €1 млн.

Первыми заказчиками были учредители школы, а сейчас, если верить годовому отчету, 70% клиентов приходит со стороны. Один из лучших клиентов — Александр Абрамов из «Евраз Групп», он оплатил своим сотрудникам из разных стран уже четыре дорогостоящие программы. А другой учредитель, совладелец «Н-Транс» Константин Николаев, напротив, считает, что посылать сотрудников в собственную школу нельзя — возникает конфликт интересов. Как бы там ни было, executive education быстро становится главным источником доходов Сколково: в 2013 году на корпоративных программах и консалтинге менеджмент надеется заработать $38 млн.

«Если не брать в расчет обслуживание кредитов, взятых школой на строительство кампуса, то школа сегодня показывает неплохую рентабельность по своим программам», — говорит Михельсон.

Андрей Фурсенко, который вошел в число попечителей в бытность министром образования и до сих пор остается членом попечительского совета, говорит, что у школы есть все шансы выйти на окупаемость. Пока этого не произошло из-за кризиса и некоторой переоцененности спроса на дорогие высококачественные услуги. Главное, что мешает школе нормально развиваться, — ее кредит, считает он. Решение о строительстве кампуса было принято до кризиса, а кредит на $245 млн. учредители получили в самый его разгар под 11% годовых. В залоге оказалась земля, которую оценили в $140 млн. по тому курсу (сейчас риелторы ее оценивают в $40-50 млн.), еще на $120 млн. дали личные гарантии Михельсон и Варданян. Кризис заметно ударил по всем учредителям, часть которых занята в банковском бизнесе, металлургии и продаже потребительских товаров. В 2011 году учредители перекредитовались в Газпромбанке под 7-7,5% годовых до 2023 года.

История с кредитом показала, что учредители не готовы бесконечно закачивать деньги в школу. Со следующего года истекают все возможные льготные периоды, и дальше в течение 10 лет школа должна платить примерно по $30 млн. в год, которых у нее нет. Мало кому придет в голову, что люди с многомиллиардным совокупным состоянием могут считать это проблемой. Однако Раппопорт не согласен: «Вот я дал, допустим, $7 млн., мне дать еще $25 млн.? Если полностью перевесить выплаты на учредителей, то каждый должен дать еще $20 млн.? А у людей разные возможности. Или чтобы кто-то один дал $100 млн.? Это нарушение конструкции, которая была изначально».

Как снять петлю с шеи школы, учредители еще не договорились. Варданян не видит беды в акционировании кампуса. «Если рассматривать кампус в логике девелопера, то можно было бы сдать эти помещения другому арендатору или самим выкупить здание, но мы, естественно, на это не пойдем. Такая дикая мысль нам в голову даже и прийти не может», — спорит с этим мнением Леонид Михельсон. Раппопорт считает, что лучше всего выпустить облигации, начать привлекать новых учредителей.

В поисках синергии

Абрамович, после того как передал землю Сколково и пообещал вкладывать в школу всю душу, в кампусе появился лишь однажды: в сентябре 2009 года на встрече Медведева со студентами. Абрамович такой не один: из 18 инвесторов, как рассказывает Варданян, шесть относятся к проекту равнодушно, зато восемь занимаются им очень активно. Михельсон сводит бюджет, Александр Абрамов проводит образовательные комитеты, и даже нелюдимый владелец МДМ Банка Сергей Попов соглашается на роль ментора.

Как бизнесмены уживаются в одном координационном совете? Варданян рассказывает, что на координационных советах все решения принимаются коллегиально и «ни разу не было голосования подниманием рук». Сейчас, по его словам, ведутся переговоры о вступлении в число учредителей с украинцами и казахами.

Мотивация на входе в проект у учредителей была разная: Варданян хотел готовить человека новой формации, Мордашов — высококлассных менеджеров, Раппопорт — адаптировать экспатов. «Чувствовалось, что у каждого свой взгляд на то, что должна представлять себой школа, — делится наблюдениями Гамид Ахмедов. — Выпускник должен быть и солистом Большого театра, и чемпионом по поднятию тяжестей».

Сейчас школа проходит активный апгрейд: обсуждается возможность разделить MBA на две части — корпоративную и предпринимательскую, ввести должность гендиректора, расширить линейку образовательных программ. Так, менеджеры хотят запустить программы в образовании, госуправлении, медицине.

Для того чтобы решать финансовые и отчасти образовательные проблемы, учредители рассматривают вариант интеграции школы с внешними институтами. Волков считает, что полезно сблизиться и кооперироваться со Сколтехом. В свою очередь Раппопорт обсуждает варианты «синергии» с Российской экономической школой — у этих учебных заведений давние отношения, часть учредителей Сколково, в том числе Варданян и Михельсон, входят и в попечительский совете РЭШ.

Учредители Сколково могли бы воспользоваться налаженной системой управления РЭШ и их опытом фандрайзинга. РЭШ, в свою очередь, очень нужны собственные площади. В 2009 году школа чуть было не арендовала у Сколково небольшое здание рядом с кампусом, но сделка сорвалась: в последний момент цена аренды была повышена в три раза. В апреле ректор РЭШ Сергей Гуриев направил Раппопорту концепцию сотрудничества, но координационный совет Сколково пока не принял решения по ее поводу.

Есть и третий вариант — установление тесных партнерских отношений с кем-то из мировых лидеров, например МТИ или Стэнфордом. Варданян говорит, что пока рано судить об успешности школы — надо подождать еще лет 20. «Вот когда наш выпускник станет президентом корпорации, даже не собственной, а любой, тогда я скажу: да, это успех», — убежден Раппопорт.