 |
Ноябрь 2000 года
Мы собрались тесным кружком вчетвером в кабинете у Отто в его кембриджском доме на Мейпл-авеню (штат Массачусетс). Легкий снежок кружил за окнами. На подоконниках ярко-красным цветом полыхала пуансеттия1. Стены были увешаны диаграммами, на некоторых была изображена большая буква U. Везде аккуратными стопками лежали книги, а где-то в углу чуть слышно гудел компьютер.
«Когда Отто сказал, что в этих стенах была написана книга "Парк юрского периода", я невольно подумала: "Вот ирония судьбы!", имея в виду характер наших бесед, — молвила Бетти Сью. — Сейчас мы сидим здесь, в "пещере динозавров", и рассуждаем о реально существующей кошмарной ситуации — о непоправимом ущербе, нанесенном человеком природе, о растущей социальной пропасти между богатыми и бедными, потенциальной угрозе от биотехнологий и, наконец, об эскалации насилия в мире».
«А разве о динозаврах люди не отзываются с иронией? — спросил Питер. — Сегодня, если мы хотим сказать о неповоротливости организации, о ее неумении приспособиться к изменившейся ситуации, то говорим: "Ну просто какой-то динозавр". Но вы же знаете, что динозавры смогли просуществовать на земле в сто раз дольше, чем это пока удалось людям. Кто бы ни принял от нас эстафету жизни на этой планете, они, возможно, рассудят так: "Совсем как люди, не обладавшие той способностью к адаптации, которая была у динозавров!"»
Бетти Сью поежилась: «Мороз пробегает по коже, когда слышишь, что о человечестве говорят в прошедшем времени. Думаю, все мы осознаём: если у нас есть средства для самоуничтожения, то рано или поздно это случится. Немыслимо представить, что реально произойдет, да и, по большому счету, до этого все равно никому нет дела. Оден2 писал: "Мы должны либо любить друг друга, либо умереть". Едва ли кто-то из нас хотя бы приблизился к этому светлому чувству, и никто, пренебрегая им, всерьез не задумывается о тяжести последствий».
«Именно поэтому мы не меняемся, — ответил Питер. — На прошлой неделе я выступал на конференции по вопросам бизнеса и охраны окружающей среды и остановился в деловом центре, где уже бывал лет 20 назад. Каждый год этот центр проводит подобные совещания и на них вручаются престижные премии по экологии. Казалось бы, в таком месте любая мелочь должна демонстрировать безупречную заботу об окружающей среде, но, на мой взгляд, здесь возникает огромное количество отходов, приходящееся на душу потребителя, — намного больше, чем в прошлые годы.
Кофе, сахар, шампуни — в индивидуальных упаковках, и эти коробочки, баночки, пакетики выбрасываются как мусор. Материалы, используемые при оформлении помещения, за последние 20 лет не стали экологичнее: дерево израсходовано неразумно, пластмасса и ткани не смогут быть утилизованы, а электрооборудование не подлежит переработке. Я попросил дать мне комнату с окнами, которые можно открывать. Таких просто не было, так как здание охлаждалось кондиционерами и обогревалось при помощи отопительных приборов. Энергия, необходимая, например, для работы кондиционеров, безусловно, поступала с электростанции, которые, в свою очередь, сжигали уголь и другие виды топлива, нагревая поверхность земли для того, чтобы охладить наши помещения. А потом еще мыло — такой маленький никчемный кусочек — тоже в индивидуальной упаковке. Он определенным образом символизировал собой всю эту обстановку.
Эти кусочки мыла, как правило, в 90 случаях из 100 становятся отходами, которых можно было бы избежать. Почему бы не заменить их жидким мылом в специальных контейнерах, почти безвредных для окружающей среды. Сейчас уже существует жидкое мыло, разлагаемое микроорганизмами. Один из таких сортов производится и поставляется шведской фирмой, которой частично владеет Scandic. Когда-то вполне заурядная компания, испытывавшая финансовые трудности, стала одной из наиболее успешных гостиничных сетей в Швеции благодаря в том числе и проводимой ею политике предоставления "экологически чистых номеров". Оказывается, защита окружающей среды совсем не мешает делать хороший бизнес, по крайней мере, в Швеции.
И вот я, уставившись на кусочек мыла, невольно прислушиваясь к жужжанию кондиционера где-то в комнате, начинаю ощущать, как все стремительнее и стремительнее мое изумление перерастает в негодование: "Почему же этот американский деловой центр за 20 лет так и не научился тому, что шведская гостиничная сеть сумела постигнуть за короткий срок? Как нам в го лову-то приходит проводить конференции по вопросам охраны окружающей среды? Есть ли вообще нам, американцам, дело до того, как влияют наши поступки на состояние природы, предназначение которой — быть домом для всего живого?" Но все же единственное свидетельство заботы об экологии я увидел — небольшую карточку с надписью: "В целях охраны окружающей среды мы не стираем постельное белье, пока вы не попросите нас об этом". Смех, да и только! За все годы мы добились лишь того, что белье меняется исключительно по нашей просьбе!»
«Всем нам знакомо это чувство отчаяния и бессилия, которое испытывал ты в тот момент, — проговорила Бетти Сью. — По крайней мере, так бывало и со мной. Но не хочешь же ты сказать, что нам лучше вообще избегать подобных тем, дабы не огорчаться?»
«Не совсем так, — ответил Питер, помолчал и тихо продолжил: — Сегодня утром я медитировал, и далось мне это нелегко. Иной раз бывает ощущение неосознанной сильной тревоги. Меня охватил какой-то необыкновенный страх, причем он не был вызван мыслями или ассоциациями, мне было страшно — и все.
Возможно, страх вообще спрятан глубоко во мне, и я просто не отдаю себе в этом отчета, но иногда он вдруг ни с того ни с сего прорывается, как случилось сегодня утром. Думаю, чувство негодования, которое я испытал в отеле, возникло из-за этого сидящего во мне страха. Уже много лет я слышу об угрозе, нависшей над окружающей средой, но все мы так ничтожно мало делаем для ее защиты, особенно если взвесить, как много должны и можем сделать.
Если мы хотим, чтобы будущее было другим, нам необходимо действовать — не в час по чайной ложке, а продвигаться семимильными шагами и попытаться понять, что же представляют собой системы, в которые мы все вовлечены. Но я сильно сомневаюсь, что люди готовы к этому. "Желаете ли вы, чтобы вам поменяли белье?" — спрашивают нас. А нужно ставить вопрос иначе: "Хотели бы вы изменить свой образ жизни?" Но это только вершина айсберга, и имя ему — безмерный страх, и я предполагаю, Бетти Сью, что именно он и является одной из тех причин, по которым мы предпочитаем не думать о таких вещах и не обсуждать их».
«Но разве мы не для того здесь собрались? — подался вперед Джозеф. — Мы же пришли сюда, чтобы обсудить самые важные для нас вопросы: "Почему мы не меняемся? Что требуется сделать? Как сдвинуть ситуацию в целом с мертвой точки?»
«Возомнили себя бессмертными, потому и не меняемся, — прозвучал бесстрастный голос Отто. — Нам бывает страшно, словно подросткам, но все равно мы думаем, что впереди — целая вечность».
Джозеф кивнул: «И то правда. Недавно я читал статью, ходившую по рукам в нашем фонде. Ее написал некий Джек Майлз3, старший советник при президенте в J. Paul Getty Trust, и называется она "Global Requiem" ("Всемирный реквием"). Автор рассуждает, что же произойдет, если вдруг люди осознают свою неспособность справиться с проблемами и у человечества не получится построить жизнеспособное общество. Тогда род людской может прекратить свое существование. Немыслимо!»
«Но разве не подобные сценарии вызывают то самое чувство ужаса, о котором говорит Питер? — спросил Отто. — Как я понимаю, именно страх порождает желание "спрятать голову в песок" или просто покорно ожидать своей участи».
«Бывает же и по-другому, — возразил Джозеф. — Полно примеров, когда люди, как раз представив свое будущее, даже не самое светлое, вдруг начинали действовать».
«Искусный сценарий иногда может менять сознание человека, — согласилась с ним Бетти Сью. — Благодаря ему люди на самом деле начинают думать о будущем, хотя раньше или игнорировали эту тему, или отрицали ее. Главное — это представить другое будущее не как нечто неизбежное, а как один из возможных вариантов.
Не исключено: если бы люди действительно поверили, что все мы можем оказаться на краю гибели, то им пришло бы в голову сообща поступить так, как делают многие, узнав, что их дни сочтены, — обычно в подобных случаях люди перебирают всю свою жизнь».
Эту мысль продолжил Питер: «Если бы мы вправду осознали, что человечество движется к самоуничтожению, и начали говорить о своем страхе вслух, а не замалчивать его, может быть, что-то и сдвинулось бы с мертвой точки.
Несколько лет назад на нашем очередном семинаре по лидерству один из участников — его звали Фред, он житель Ямайки и служащий Всемирного банка — рассказал историю, которая всех нас потрясла. Однажды доктор сообщил ему, что он неизлечимо болен. Фред проконсультировался с другими врачами, и все, как один, подтвердили диагноз. Он пережил все, что переживают люди в его положении. Какое-то время он вообще отказывался в это верить. Но постепенно, с помощью друзей, Фред нашел в себе силы осознать происходящее: ему осталось жить всего несколько месяцев. "И тогда произошла поразительная вещь — я просто перестал делать то, что считал несущественным, неважным для себя. Я занялся детскими программами, о чем всегда мечтал. Перестал ругаться со своей матерью. Если вдруг какой-то автомобиль подрезал меня на дороге или происходило нечто, прежде выводившее меня из душевного равновесия, я не расстраивался. У меня просто не было на все это времени".
Незадолго до окончания отведенного ему срока Фред встретил удивительную женщину, которая настояла, чтобы он снова обследовался и выслушал еще одно мнение. Фред проконсультировался у врачей в Америке. Вскоре ему позвонили: "У вас другой диагноз". Доктор объяснил, что у него редкая форма вполне излечимой болезни. И вот здесь мы подходим к незабываемому моменту нашей истории, о котором поведал Фред: "Я выслушал врача и, как ребенок, заплакал — я испугался, что моя жизнь станет такой, как прежде".
Фред пробудился к новой жизни, но для этого судьба разыграла жестокий сценарий о неизлечимой болезни и близкой смерти. Потребовался сильнейший шок, чтобы он смог преобразиться. Может быть, то же самое должно произойти и со всеми нами, с каждым, кто живет на Земле. Тогда — под страхом смерти, на пути к заупокойной мессе — мы смогли бы многое изменить».
Какое то время мы молчали.
«Знаете, — тихо произнес Джозеф, — когда все сказано и сделано, единственное, что может изменить мир, — это преображение человеческой души».
1 Молочай красивейший (Euphorbia pulcherrima) — экзотическое растение с сочной окраской, родом из Мексики; второе название — пуансеттия (poinsettia). Зацветает в канун Рождества, и американцы традиционно именно в это время украшают им свои дома.
2 Оден Уистен Хью (1907-1973) — позт, драматург, зссеист. Отрицал буржуазную цивилизацию, отождествляя ее с торжествующей пошлостью. Оказал мощное воздействие на современную литературу.
3 Майлз Джек (род. в 1942 г.) — американский специалист по языкам и культурам Ближнего Востока. Автор многочисленных работ по политике, культуре, религии.
Фрагмент книги "Преображение. Потенциал человека и горизонты будущего" любезно предоставлен издательством "Олимп-Бизнес".
|
|
