Гибель онлайн-образования: слухи слегка преувеличены
Источник: "Идеономика"
Клейтон Кристенсен (Clayton M. Christensen), профессор Гарвардской школы бизнеса, и исследователь Мишель Уайз (Michelle R. Weise) пишут в The Boston Globe о будущем образования и о том, вправду ли онлайн-образование — это лопающийся пузырь.
В конце 2013 года журналисты принялись провозглашать смерть MOOC (Massive Open Online Course) — массовых открытых онлайн-курсов. Стартап Udacity, одним из первых предложивший в интернете бесплатные курсы университетского уровня, недавно объявил о переходе к другой модели, профессиональной переподготовке. Для некоторых это стало явным признаком, что столь шумно обсуждавшаяся революция в высшем образовании провалилась. Более традиционные вузы громко вздохнули с облегчением.
Но наверняка эти новости заставили компании, с энтузиазмом запрыгнувшие в поезд MOOC, почувствовать себя слегка Марком Твеном. Помните, когда газеты спутали Твена с его умершим кузеном, писатель заявил: «Слухи о моей смерти несколько преувеличены»? Несомненно, и заявления о кончине MOOC столь же преждевременны. А их способность перевернуть давно стагнирующую отрасль — по ценам, технологически и даже педагогически, — лишь сейчас проявляется по-настоящему.
Стоимость образования растет быстрее инфляции и даже быстрее, чем стоимость медицинских услуг. И что мы получаем взамен? Почти половина свежеиспеченных бакалавров не могут найти работу или вынуждены соглашаться на неполную занятость. Два недавних опроса Gallup показали, что 96% руководителей вузов считают, что они хорошо готовят студентов к поиску работы, но лишь 11% руководителей в бизнесе считают, что у выпускников есть нужные для успешной работы навыки. И при всем том руководители университетов убеждены, что все это время они внедряли инновации.
Только это были не те инновации.
В любой отрасли есть поддерживающие и подрывные инновации. Большинство людей знакомы с первыми: они позволяют повышать цены за счет того, что вы предлагаете более функциональный, быстрый, крепкий продукт или услугу для самых лучших клиентов. Подрывные же инновации, наоборот, меняют сам характер работы продукта и обычно ведут к снижению цен. Эти два фактора, взятые вместе, и позволяют сохранять издержки в разумных пределах.
Высшее образование традиционно выдвигало только поддерживающие инновации. Чтобы обгонять конкурентов в университетских рэнкингах, вузы модернизировали аудитории и технологии, выделяли деньги на исследования, увеличивали административные расходы, сооружали общежития и столовые. Издержки вышли из-под контроля.
Что еще хуже, правительство США стало ограничивать цены снизу — а не сверху. Благодаря новым законам, грантовым программам и займам государство лишь расширило круг тех, кто может позволить себе такие траты, вместо того чтобы устанавливать для университетов стимулы, чтобы те делали образование более доступным.
Но, к счастью, MOOC-мания запустила несколько серьезных дискуссий, побуждающих мыслить совсем иначе.
Онлайн-курсы и так уже продемонстрировали, какого рода цены рынок высшего образования реально может себе позволить. Прежде не было никаких стимулов снижать издержки, но само появление альтернативы и ее потенциал вынудили традиционные университеты к более компромиссным ценам. В 2013 году мы уже увидели, как вузы активно внедряют скидки, экспериментируют с реальными — а не прейскурантными — ценами в надежде привлечь больше студентов. Хотя MOOC на самом деле пока не конкурируют с вузами как бюджетные альтернативы, они все же вынудили тех к прежде неслыханной ценовой конкуренции.
Кроме того, онлайн-курсы поставили под вопрос наши представления об университетах. Бесплатный доступ к материалам курсов престижных институтов показал, что контент вовсе не обязан быть закрытым и эксклюзивным. Многие профессора поняли, что теперь могут не тратить время на новое и новое воспроизведение одних и тех же лекций и заданий, особенно для младшекурсников, а значит, могут больше общаться и напрямую работать со студентами, оживляя уже имеющиеся материалы. Несмотря на огромный страх, что технологии могут каким-то образом заменить преподавателей, стало понятно, что MOOC вовсе не вытесняют прямое общение; наоборот, они подталкивают к более тесным контактам и к большей ответственности как студента, так и преподавателя.
Преподаватели также были вынуждены пересмотреть свои подходы к преподаванию: как и почему они делают то, что делают. Некоторые профессора экспериментируют с альтернативными моделями смешанного обучения (когда студенты проходят часть курса в онлайне сами), пользуясь общедоступными интернет-площадками.
Но простор для изменений огромен.
Udacity, например, следует похвалить за то, что компания не стала выбрасывать все свои деньги на неверную стратегию. Они поняли — и публично признали — что их будущее связано с другой моделью, не с той, на которую они изначально рассчитывали. Более того, разворот Udacity, может быть, даже предотвратил взрыв MOOC-пузыря.
Пузыри случаются, когда слишком много людей слишком верно оценивают потенциал чего-то вроде онлайн-курсов. Бум персональных компьютеров в 1984 году, бум доткомов в 1999-2002 годах — классические примеры «близорукости рынка капитала», при которой инвесторы игнорируют логические следствия из того, что все они инвестируют в одну и ту же категорию бизнеса. MOOC могли бы попасть в ту же ловушку — трудно представить, что все организации, получающие огромные коллективные инвестиции в онлайн-обучение, в итоге преуспеют.
Очень вероятно, что компании вроде Coursera и Udacity (проект Harvard и MIT — edX — некоммерческий), начавшие работать как MOOC-провайдеры, со временем отойдут от определенных принципов этой злосчастной аббревиатуры. «Массовость» и «открытость» не особенно способствуют появлению жизнеспособных и устойчивых бизнес-моделей. Но когда эти организации поменяются, они могут стать еще большей угрозой для традиционного высшего образования. И они найдут нужные стратегии довольно быстро, так что традиционные вузы просто не имеют права стоять на месте.
В академических учреждениях обычно разделяли преподавание и исследовательскую работу, с одной стороны, и профессиональную подготовку, с другой. Бакалаврские программы были предназначены для того, чтобы студенты могли найти свое призвание и освоить более широкую картину мира, а магистерские и специализированные программы — для получения практических знаний в той или иной профессии.
Но этот подход волей-неволей обходит стороной очень серьезную аудиторию — тех, кто не ищет традиционного образования. А ведь это почти 80% студентов американских колледжей, у которых нет того опыта погружения в университетскую жизнь, который мы так превозносим. Они не живут на кампусе: они едут на учебу откуда-то еще, они подрабатывают, у них есть семейные обязательства или они просто не могут позволить себе потратить несколько лет на область знаний, напрямую не связанную с их карьерными планами. Университетские блага и удобства, социализация и прочие услуги, которые большинство вузов предоставляют в одном пакете, этих студентов не слишком интересуют.
Технологические компании и провайдеры альтернативного образования — не только MOOC — нацеливаются именно на этих «несуществующих» потребителей. Они видят, что даже выпускники уважаемых университетов с трудом устраиваются на работу или меняют ее. Поэтому инноваторы начинают работать с этим растущим разрывом, пытаясь понять, что нужно работодателям, и встраивая именно эти навыки в свои программы.
Многие университеты сопротивляются идее, что нужно готовить студентов к конкретной работе. Но ведь именно работодатель — главный конечный потребитель дипломов. Если альтернативные образовательные организации в партнерстве или в сотрудничестве с работодателями смогут готовить перспективных кандидатов, которые не менее квалифицированны — а в ряде случаев и лучше подходят, — чтобы пользоваться вновь возникающими возможностями, компании начнут считать и этот путь обучения надежным.
Мы снова и снова видим в своих исследованиях, что устоявшиеся лидеры рынка просто не могут перевернуть собственную бизнес-модель. Тогда что все это значит в практическом смысле для более традиционных вузов? Некоторым придется принять, что они не могут быть сразу всем для всех, и сузить свое академическое предложение. Лидеры рынка, больше не имея возможности полагаться на государственные субсидии, будут вынуждены бороться с неэффективностью в своих механизмах. Не каждый университетский кампус сможет быть и исследовательской организацией. Постоянные профессорские должности (tenure) окажутся под вопросом.
Со временем университетам придется конкурировать с провайдерами, которые обеспечивают бюджетный и прямой путь к трудоустройству, вовсе не обязательно полагающийся на дипломы или сертификаты. Университетам придется честно говорить о ценности своего диплома. Студенты и их родители будут требовать более точного понимания, что они получат вместе с этим дипломом. И это будет на руку всем, кто хочет получить образование.
По материалам "MOOCs’ disruption is only beginning", The Boston Globe.
|